В Калининградской области в городе Советске областной театр юного зрителя «Молодежный», известный под брендом «Тильзит-театр», 16 марта устроил пресс-показ спектакля Евгения Марчелли «Двое бедных румын, говорящих по-польски» по пьесе Дороты Масловской.
Спектакль стал первой премьерой на открытой после реконструкции сцене театра под Калининградом. Спектакль подготовили за неделю. Горожанам постановку показали 8 и 9 марта.
Этот спектакль примет участие в XII фестивале театров малых городов России, который пройдет в Коломне и Зарайске Московской области с 31 мая по 6 июня.
Фестиваль театров малых городов России – одно из приоритетных направлений деятельности Государственного театра наций и одно из важнейших событий культурной жизни страны, собирающее все лучшее, что создается на сценах «малой» России. Отечественная провинциальная сцена – уникальное, не знающее аналогов в мировой театральной практике явление. За годы существования фестиваль стал неотъемлемой частью театрального ландшафта России. В дни фестиваля для его участников проходят мастер-классы опытных столичных педагогов, а компетентное жюри, состоящее из ведущих театральных деятелей и критиков России, определяет спектакли-победители.
В 2013 году Тильзит-театр из Калининградской области представлял на фестивале театров малых городов России постановку «Медведь» по произведению А.П. Чехова (режиссер Вилюс Малинаускас).
О работе, творческих планах и современном театре – интервью в Калининграде с художественным руководителем Государственного академического театра драмы имени Федора Волкова в Ярославле Евгением Марчелли, ранее служившим в в Тильзит-театре:
— Как тебе реконструированный Тильзит-театр?
— Техническое оснащение, несомненно, впечатляет, это на порядок сильнее того, что здесь было раньше. Можно говорить о Тильзит-театре, как о театре сегодняшних технических возможностей: звуковое и световое оборудование – две главных составляющих современного театра, и они теперь здесь очень качественные.
— В Ярославле, конечно же, круче?
— Круче, потому что денег больше – у нас все-таки финансирование федеральное. Но если соотнести размеры финансирования, то, наверное, здесь не хуже, чем в Ярославле.
— В какой творческой форме ты нашел «свою» часть труппы? Им же два с половиной года пришлось жить вне театра…
— Я удивился: мне кажется, кроме меня никто не изменился. Они говорят: ты растолстел. Я на самом деле, видимо, растолстел, потому что курить бросил. А они все такие же, странно, их годы не берут. Я посмотрел спектакль-концерт к открытию театра «Возвращение» — и понял, что все в очень неплохой творческой форме, что порадовало.
— Как тебе живется-работается в Ярославле? Комфортнее, чем раньше в Омске или в Калининграде?
— Я нахожу комфорт в любом состоянии, даже, может быть, кажущемся со стороны и не очень комфортным. В Ярославле мне очень комфортно. Я там когда-то учился, окончил актерский факультет местного театрального института. И в тот период мне Ярославль страшно не нравился: это был пьющий город, уже в шесть часов вечера в трамвае или автобусе проехать невозможно — все пьяные, агрессивные, драчливые. Город был очень грязный, а сейчас – чистый, приведенный в порядок в связи с 1000-летием. Театр какое-то время оставался единственным не отремонтированным историческим зданием – и вот мы в эти два года его отремонтировали. Причем, не выезжая из здания и продолжая работать, а это очень тяжело. Пока завершен только внешний ремонт и фойе, на предстоящее лето закрываем сцену, будем ее перемонтировать, и еще закулисье остается… В Ярославле сделали фантастическую набережную вдоль Волги – длиною в километры, хорошо освещена, отличная зона для гуляния, много кафе, очень покойно и уютно.
— Той агрессии, что тебе запомнилась в молодости в этом городе, не осталось и следа?
— Ни единого. Теперь это моя территория, территория покоя, несуеты. Главная составляющая моего комфорта – это, конечно, работа: если с работой ладится, то и везде ладится. Когда я учился в Ярославле на актера, мне даже и мысли не могло прийти в голову, что в этот театр – который мне страшно не нравился, казался здоровым, каким-то колхозно-стадионным, — я когда-то приду работать, причем в любом качестве. А сегодня я этим театром художественно руковожу – и получаю от этого колоссальное удовольствие. Конечно, не так все просто складывается, в первую очередь – отношения со зрителем. Все-таки зритель там привык к очень консервативному, академичному, традиционному театру. Я понимаю: то, что я делаю сегодня, — в театре уже давно глубоко позавчерашний день, сегодня театр совсем другой. Но я все равно делаю тот театр, который я делал позавчера, — и при этом даже он вызывает неприятие и негатив.
— Это поправка на русский репертуарный театр и его зрителя.
— Естественно, к сожалению. Но, тем не менее, складывается все потихонечку. У нас, помимо главной сцены, есть малая площадка на 100 мест, где мы экспериментируем – и я тоже ставлю там довольно радикальные пьесы, в том числе с разными фокусами и ненормативной лексикой. Играем их в ночном режиме – и народ ходит.
— Если в городе есть театральный институт, то на эксперименты зритель всегда найдется…
— Да, театральный институт и университет – их студенты и составляют ту группу, которая будет ходить в театр даже ночью. И даже чем позднее, тем охотнее (смеется): в девять вечера – как-то лениво, а вот в час ночи — аншлаг. Мы стараемся, конечно, на этой сцене давать что-то такое, что вызывает противоречивые реакции. Труппа в театре очень сильная, молодежь фантастическая, есть возможность выбирать, поскольку она вся рядышком в театральном институте. В труппе почти все – выпускники этого института, одна школа, работать с такой труппой, конечно, проще, чем со сборной.
— В одной публикации по поводу твоего художественного руководства ярославским театром прочитала: «он продолжает заниматься обустройством своей личной творческой ниши». Как сочетаются обустройство личной творческой ниши — и руководство таким театральным «заводом», как Российский Государственный Академический театр драмы имени Федора Волкова? Можно утверждать, что Ярославль, наконец, оказался тем самым пространством, где это сочетается в идеальном для тебя варианте?
— Да. Двадцать лет назад я был большим максималистом – и отрицал многое из того, что сейчас сам принимаю в театре. И, конечно, мы приглашаем режиссеров, которые ставят заведомо махрово традиционное, жуткое, на мой взгляд, действо – но для определенной части публики. И я прекрасно понимаю, кто именно будет ходить на эти спектакли. И на другие, и на третьи, и т.д. Мы вместе с директором театра стараемся сохранить баланс, сочетая вкусовую полярность. При этом я стараюсь пахать и свою территорию, на которой чувствую себя умелым, и, на мой взгляд, у меня даже получается интересно ее осваивать.
— Ты ведь три года уже там художественным руководителем?
— Все сложилось, я бы сказал, даже нелепо, я бы никогда в жизни не поверил, что такое возможно. Работая художественным руководителем Калининградского областного драматического театра, я поехал по приглашению в Ярославль ставить разовый спектакль. Не мог не поехать, потому что Борис Михайлович Мездрич, который когда-то был директором Омской драмы, придя в ярославский театр и решив все там поменять, тайно прибыл в Калининград, пришел ко мне домой и сказал: я отсюда не уеду, пока ты не согласишься сделать в Ярославле хотя бы один спектакль. Я согласился, поставил там «Екатерину Ивановну» — и у меня как-то все поменялось. На личной территории случилась любовь, а на профессиональной – Борис Михайлович предложил мне в Ярославле такой вариант: ты получишь зарплату, равную твоей зарплате худрука в Калининграде, но при этом будешь свободным режиссером – 
от тебя потребуется хотя бы один спектакль в два года, все остальное время можешь снимать кино, ставить в других театрах, отдыхать и т.д. И не надо думать про неустроенные судьбы людей, про репертуарную политику и т.д. – не будет всей этой головной боли худрука. От такого предложения разве можно отказаться? Тем более, оно совпало с тогдашней ситуацией в моей личной жизни: привозить в Калининград мою любимую (актриса Анастасия Светлова. – Прим.авт.) было бы нелепо, и ей некомфортно, а Ярославль — новая территория и для меня, и для нее, она в Ярославль из Питера специально приехала именно на роль в «Екатерине Ивановне»… Но наслаждаться состоянием творческой свободы в Ярославле пришлось мне всего полгода, поскольку Бориса Михайловича Мездрича позвал его родной город Новосибирск опять возглавить тамошний театр оперы и балета: вариантов нет, говорит, придется тебе в Ярославле стать художественным руководителем. Я говорю: ни за что в эту петлю больше не полезу. На что Мездрич: у тебя вариантов нет, придет другой худрук – думаешь, он будет тебя на таких вольных хлебах держать (смеется), я бы тебя пригласил с собой в новосибирский оперный, но сомневаюсь, что тебе это надо…
— Ну, а почему бы и нет? Я насчет оперы, конечно…
— Возможно, но все-таки я человек драматического театра – и Мездрич это понимает. И таким образом я вынужденно опять залез в это ярмо, которое называется художественным руководством. Потом мы нашли театру изумительного директора Юрия Итина, профессионала высокого уровня: он был проректором ГИТИСа 17 лет, в том числе в лихие 90-е (с 1992 по 2009. – Прим.авт.), потом заместителем генерального директора киностудии им.Горького, с 2011 года работает у нас, доктор педагогических и кандидат экономических наук, много преподает. Он очень грамотный, умный – и мы, кажется, как-то совпали друг с другом.
— А у тебя нет потребности в преподавании? Театральный институт в Ярославле ведь буквально под боком у театра.
— Нет, да и не предлагают. Театральный институт – это чужая, замкнутая, закрытая структура. Представляешь, придет туда такой, как я, – и начнет все ворошить: все не так и систему нужно менять. Не дай бог — они ж боятся. Я пробовал в Калининграде преподавать на гитисовском курсе на базе музыкального театра, но преподавание — очень ответственная история, она требует колоссальных вложений, мимоходом этим заниматься нельзя. А я сейчас очень плотно и интересно занимаюсь театром, ко мне пришло второе дыхание — и не хочется на что-то отвлекаться.
— Даже на кино?
— Отказываюсь от всех предложений. Были интереснейшие предложения снимать полный метр, фантастические сценарии – от всего отказался в угоду театру. Мало того, даже отказываюсь от предложений поставить спектакль, скажем, во МХАТе. Правда, пошел на предложение Юрия Бутусова, поехал в Санкт-Петербург в театр Ленсовета и даже приступил к работе над спектаклем «Месяц в деревне» с Анной Ковальчук в главной роли, но — не смог так надолго уехать из Ярославля и вынужден был бросить постановку.
— А есть ли для тебя сейчас смысл и необходимость – в комфорте почти «обустроенной личной творческой ниши» в Ярославле, — ставить в столичных театрах?
— Личного смысла нет, только амбиции, которые сильнее любого разума. Когда из БДТ им. Г.И.Товстоногова ушел Темур Чхеидзе, мне было сделано предложение возглавить театр. И я прекрасно понимаю, что это самоубийство, — но все равно говорю: давайте я подумаю. Вместо того чтобы сразу жестко сказать «нет» — «я подумаю». Это и есть амбиции. Творческие люди ведь сумасшедшие, они зациклены на своем таланте, своей гениальности. Поэтому чем более серьезное предложение тебе делают, тем больше тебе кажется, что ты его достоин. И отказаться трудно. Другое дело, всегда можно представить, что несравнимо труднее будет, когда согласишься. А Ярославский театр им.Волкова – это особенная история: он единственный в России провинциальный театр с федеральным финансированием: другой уровень зарплат, богатая жизнь, большие возможности, гастроли по России, Европе и миру.
— Как оцениваешь деятельность Андрея Могучего в БДТ на той самой должности, от которой ты отказался?
— Очень спорная идея – назначить худруком БДТ Андрея Могучего, он режиссер совсем другого направления, такого площадного театра, не классического в смысле «как БДТ». А БДТ у всех ассоциируется с Товстоноговым – это грамотный, интеллигентный, перфекционистский театр высокого качества. И когда пригласили человека с совершенно другой, экспериментальной эстетикой – поначалу у меня это вызвало недоумение. Но пока у него складывается, и мне хочется, чтобы этот роман продлился подольше, он ведь может оборваться. В нашем деле все решают режиссеры, которые несут идею: есть режиссер с идеей – есть театр как пространство, придет другой – все рухнет.
— Ты в числе других деятелей театра 3 февраля присутствовал на расширенном заседании президентского Совета по культуре, посвященном развитию театрального дела. Каковы впечатления?
— Впечатления хорошие – и я, наверное, здесь не буду оригинален. Понимаю прекрасно, что в этом много политики, но лично я считываю только первый план, не очень понимая всю историю. И я вижу: формально начинается год, который объявлен в России Годом культуры, — и начинается он с встречи Президента РФ с деятелями театра. Тем более – не только из Москвы и Питера, а со всей России. Обсуждается вопрос расширения театрального пространства в малых городах России. Оказывается, сейчас это важно для Президента: новые театры в малых городах. Но как жить тем, которые уже существуют? Законодательства по театральной реформе нет, каждый театр выживает, как может, — но при этом идет речь о расширении театрального пространства, в том числе, о создании системы гастрольной деятельности, без которой театры задыхаются, увеличении количества театров, получающих президентские гранты. (Ярославский театр получает такой грант – и это совсем другая жизнь). Когда обо всем этом идет речь на самом высоком государственном уровне, меня это очень обнадеживает. Я первый раз в жизни почувствовал интерес первого лица государства к тому, чем мы занимаемся. К сожалению, у нас по всем направлениям конечная инстанция – это Президент: если Президент скажет, это будет сделано железно.
— Так что же происходит у нас с театральной реформой, как тебе это видится из провинциального театра с федеральным финансированием?
— Реформа буксует. Основные положения, которые дошли уже почти до принятия — например, введение контрактной системы, — приняты так и не были. В ярославской труппе – 61 человек, есть несколько артистов, которые годами (!) получают зарплату ни за что, а теперь, когда все на карты перечисляется, даже и в театр приходить не надо. И сделать с ними ничего нельзя. Но контрактная система, оказалось, противоречит трудовому законодательству, поэтому придумали выход – аттестацию. Такая как бы творческая аттестация твоих профессиональных возможностей, если актер ее не проходит, театр имеет право не продлевать с ним трудовые отношения. И вроде даже Госдума начала утверждать, но дошли до второго чтения – и все: опять противоречия с трудовым законодательством. И реформа буксует, поскольку контрактная система, как основа производственных отношений, – это ее главный принцип. Меня, например, министерство культуры РФ нанимает на пять лет, я беру на себя ряд обязательств, которые должен выполнить за этот срок, — в то же время в руководимом мною театре сидят люди, которые годами, получая зарплату, вообще не приходят в театр. Как я должен в этой ситуации выполнять свои контрактные обязательства?..
Конечно, реформа не только в этом. Президент говорит: давайте открывать театры в малых городах России. Идея суперская – и в связи с этим одним из моих предложений было поручение министерству культуры разработать необходимый минимум государственного финансирования театра. Причем, меньше нельзя, меньше – стыдно, потому что артист должен получать зарплату хотя бы в размере средней по региону. Этот минимум считается просто: зарплата, содержание здания, постановочные. Хотите открыть театр в таком-то городе? Хорошо, театр будет стоить вам в год столько-то, не меньше. Город говорит: хорошо, у нас такие деньги есть, подписываем бумаги…
— Объясни, зачем открывать дополнительные театры в малых городах России, если не можем разобраться с существующими? В Тильзит-театре, например, разве уже все в порядке?
— Оказывается, физически таких театров мало для такой большой страны – и около 40 процентов населения России вообще лишено возможности хотя бы раз в год ходить в театр. По мне бы, конечно, нужно сначала заняться теми театрами, что уже есть…
— И создать систему гастрольной деятельности, чтобы эти театры могли выезжать на театрально не охваченные российские территории…
— И об этом тоже говорилось. Или, например, Президент предложил расширить список провинциальных театров, получающих президентские гранты. Сейчас получают только некоторые театры Питера, Москвы, в провинции — Омск, Ярославль и маленький частный театр в Воронеже. Президент говорит: нужно расширить список на театры малых городов – и хорошо бы, чтобы это были ТЮЗы. Тильзит-театру – областному ТЮЗу «Молодежный» — сам бог велел получить президентский грант.
— Какие еще предложения были в твоем так и не прозвучавшем выступлении на президентском Совете по культуре?
— Жилье для артистов – большая проблема. Ярославский театр снимает около сорока квартир, стоимость каждой – не меньше 25 тысяч рублей в месяц, театр платит половину, вторую половину – артист. Но статьи, разрешающей театру такие расходы, нет, это «нецелевое использование средств», поэтому мы эту сумму прибавляем к зарплате артиста и вынуждены платить государству налоги с зарплаты и подоходный. Если бы нам законодательно разрешили снимать жилье, экономия в год составила бы три миллиона рублей — мы посчитали, — а это ровно стоимость двухкомнатной квартиры в Ярославле. В этом состояло второе мое предложение: разрешить театру на заработанные деньги покупать квартиры в собственность. Мои предложения остались, к сожалению, не озвученными, я их, конечно, обязательно направлю в министерство культуры РФ, но… вот если бы Президент услышал и дал указание, то все сразу пошло бы в дело.
Беседовала Евгения Романова.